Переиздана книга Александра Хамадана «Севастопольцы»
Дата: 10.07.2014 г.
Впервые книга была напечатана в 1942 году тиражом 30 тысяч экземпляров. Издательство сохранило авторскую орфографию и пунктуацию, за счёт чего, читатель может перенестись во времена обороны Севастополя. Книга повествует о жизни людей в осажденном немцами городе, о настроении местных жителей и боевых действиях. Сам автор военный корреспондент был на передовой и лично видел ужасы боевых действий. Александр Хамадан был расстрелян немцами на 34-м году жизни в Севастополе.
Дорога Хамадана в Отечественную войну пролегала из Подмосковья в Одессу, через партизанские тропы под Ленинградом, до самой южной точки Крымского фронта. Среди множества его правдивых корреспонденции самыми яркими были очерки Севастопольской обороны. Он понял, что в Севастополе сложилась своя особая жизнь, в очерках ощущался ритм ее, атмосфера. То были очерки о жизни на войне, а не перечисление боевых эпизодов; каждая корреспонденция была встречей с людьми, узнаванием их. Мы запоминали жест командира корабля и мечту юной защитницы горной крепости; в очерках раскрывались разные судьбы, в неожиданных поворотах обнаруживались контрастные характеры, талант, сноровка участников беспримерной обороны. Под пером Хамадана возникали динамичные портреты полководца и девочки-сержанта, рыбаков и разведчиков. Мы слышали их интонации, мы переживали с ними дни упорной борьбы, артиллерийские дуэли, вылазки, атаки...
Даже когда оборвалась оборона Севастополя, очерки Хамадана перечитывали тысячи людей. Они вышли за пределы однодневной жизни — у них появился возраст, исчислявшийся сперва месяцами, потом годами.
Это не метафора — мы, освобождая Крым, прорываясь через Сиваш, овладевая Керчью, штурмуя весной 1944 г. Севастополь, не расставались с боевым журналистом Хамаданом; он стал для нас душевным другом, он был в ту пору очень нужен нам, и, ничего еще не зная о его судьбе, мы надеялись на встречу с ним.
У меня сохранилась книга Хамадана «Севастопольцы», зачитанная до дыр ребятами из морской пехоты, кочевавшая с торпедных катеров на тральщики, от матросов к летчикам морской авиации и к солдатам 4 Украинского фронта. Я шла к Севастополю, как и многие политработники, командиры и солдаты, рассчитывая на встречу с автором книги. Не случайно об этом думал и писал замечательный полководец генерал И. Е. Петров — Хамадан оставил неизгладимый след своего присутствия на флоте и в войсках обороны и освобождения. Во время штурма города, войдя в него, я пыталась найти людей, знавших Хамадана в трагическую пору оккупации Крыма. Тогда впервые я услышала и записала воспоминания нескольких бывших военнопленных о том, что произошло с Александром Моисеевичем. Но только в последние годы мне удалось подробно и достоверно установить обстоятельства гибели Хамадана.
Надо сказать, что еще в июле 1941 г. Хамадан, едва добившись зачисления на военную службу, был уволен из армии в связи с тяжелым недугом. Человек огромной выдержки, молодой и необыкновенно привлекательный, он производил впечатление жизнерадостное и, казалось, обладал неиссякаемым запасом не только духовных, но и физических сил, с самыми близкими людьми он никогда не говорил о своих недомоганиях. И он добился откомандирования на фронт в качестве специального корреспондента ТАСС. Тяжело больной, весной 1942 г. он попал в Москву и слег. Но, несмотря на болезнь, он собрал тогда книгу очерков о Севастополе, кое-что написал для нее заново.
Как крупного знатока восточной Азии, его предполагали послать на Дальний Восток, но он настоял, еще не выйдя из острого периода болезни, на командировке (на этот раз от Радиокомитета) в Севастополь. Он уже понимал, что дни города сочтены, но именно потому считал себя не вправе находиться вдалеке от осажденной крепости. Кружным путем, с величайшим трудом, он попал в Севастополь. Оборона завершилась трагично: большинство защитников города не удалось эвакуировать. Понимая значение деятельности Хамадана, по распоряжению командующего Приморской армией генерала И. Е. Петрова, начальник оперативного отдела штаба армии вручил корреспонденту посадочный талон на один из последних самолетов, покидавших Севастополь. Тысячи людей жаждали вырваться на Большую землю — Хамадан отдал свой талон раненому или женщине.
Он участвовал в последних боях, когда было уже опубликовано официальное сообщение о том, что войска покинули Крым. Не было глотка воды, боеприпасов, но у скал Херсонеса, на самой оконечности Крымского полуострова, еще шли тяжелые бои. Потом в плен попали тысячи раненых,- изможденных людей — среди них Александр Хамадан.
Он назвал себя Александром Михайловым. В плену он собирал вокруг себя людей, наладил связь с партизанами, подпольем; работая при кладовке для заключенных, он помогал спасать дистрофиков, распространял советские газеты, сводки Информбюро.
Многие из его товарищей были казнены: Мария Бляхер, Нелли Маас, Беленькая и др. Весной 1943 г. предателями был выдан и Александр Михайлов, но подлинного имени и профессии Хамадана гитлеровцы, видимо, так до конца и не узнали. Хама дана пытались спасти врачи-военнопленные, они перевели его в инфекционное отделение больницы, куда гестаповцы обычно опасались заглядывать, но тяжело больного Хамадана заключили в одиночную камеру тюрьмы. В мае 1943 г., когда за ним явились из гестапо, он принял яд. Есть сведения, что умирающего Хамадана все-таки казнили на «10-й остановке» по дороге к Балаклаве.
Хамадан и в тюрьме пытался работать — он писал вторую часть книги «Севастопольцы», хотел назвать ее «На задворках войны». Его творческая воля не уступала его мужеству коммуниста. Последнюю рукопись его, несмотря на все розыски, обнаружить не удалось, но его книга «Севастопольцы», изданная в 1942 г., не утратила своего значения. А имя Александра Хамадана остается символом огромной духовной силы, мужества и человеческого достоинства.
Л. С. Руднева
Дорога Хамадана в Отечественную войну пролегала из Подмосковья в Одессу, через партизанские тропы под Ленинградом, до самой южной точки Крымского фронта. Среди множества его правдивых корреспонденции самыми яркими были очерки Севастопольской обороны. Он понял, что в Севастополе сложилась своя особая жизнь, в очерках ощущался ритм ее, атмосфера. То были очерки о жизни на войне, а не перечисление боевых эпизодов; каждая корреспонденция была встречей с людьми, узнаванием их. Мы запоминали жест командира корабля и мечту юной защитницы горной крепости; в очерках раскрывались разные судьбы, в неожиданных поворотах обнаруживались контрастные характеры, талант, сноровка участников беспримерной обороны. Под пером Хамадана возникали динамичные портреты полководца и девочки-сержанта, рыбаков и разведчиков. Мы слышали их интонации, мы переживали с ними дни упорной борьбы, артиллерийские дуэли, вылазки, атаки...
Даже когда оборвалась оборона Севастополя, очерки Хамадана перечитывали тысячи людей. Они вышли за пределы однодневной жизни — у них появился возраст, исчислявшийся сперва месяцами, потом годами.
Это не метафора — мы, освобождая Крым, прорываясь через Сиваш, овладевая Керчью, штурмуя весной 1944 г. Севастополь, не расставались с боевым журналистом Хамаданом; он стал для нас душевным другом, он был в ту пору очень нужен нам, и, ничего еще не зная о его судьбе, мы надеялись на встречу с ним.
У меня сохранилась книга Хамадана «Севастопольцы», зачитанная до дыр ребятами из морской пехоты, кочевавшая с торпедных катеров на тральщики, от матросов к летчикам морской авиации и к солдатам 4 Украинского фронта. Я шла к Севастополю, как и многие политработники, командиры и солдаты, рассчитывая на встречу с автором книги. Не случайно об этом думал и писал замечательный полководец генерал И. Е. Петров — Хамадан оставил неизгладимый след своего присутствия на флоте и в войсках обороны и освобождения. Во время штурма города, войдя в него, я пыталась найти людей, знавших Хамадана в трагическую пору оккупации Крыма. Тогда впервые я услышала и записала воспоминания нескольких бывших военнопленных о том, что произошло с Александром Моисеевичем. Но только в последние годы мне удалось подробно и достоверно установить обстоятельства гибели Хамадана.
Надо сказать, что еще в июле 1941 г. Хамадан, едва добившись зачисления на военную службу, был уволен из армии в связи с тяжелым недугом. Человек огромной выдержки, молодой и необыкновенно привлекательный, он производил впечатление жизнерадостное и, казалось, обладал неиссякаемым запасом не только духовных, но и физических сил, с самыми близкими людьми он никогда не говорил о своих недомоганиях. И он добился откомандирования на фронт в качестве специального корреспондента ТАСС. Тяжело больной, весной 1942 г. он попал в Москву и слег. Но, несмотря на болезнь, он собрал тогда книгу очерков о Севастополе, кое-что написал для нее заново.
Как крупного знатока восточной Азии, его предполагали послать на Дальний Восток, но он настоял, еще не выйдя из острого периода болезни, на командировке (на этот раз от Радиокомитета) в Севастополь. Он уже понимал, что дни города сочтены, но именно потому считал себя не вправе находиться вдалеке от осажденной крепости. Кружным путем, с величайшим трудом, он попал в Севастополь. Оборона завершилась трагично: большинство защитников города не удалось эвакуировать. Понимая значение деятельности Хамадана, по распоряжению командующего Приморской армией генерала И. Е. Петрова, начальник оперативного отдела штаба армии вручил корреспонденту посадочный талон на один из последних самолетов, покидавших Севастополь. Тысячи людей жаждали вырваться на Большую землю — Хамадан отдал свой талон раненому или женщине.
Он участвовал в последних боях, когда было уже опубликовано официальное сообщение о том, что войска покинули Крым. Не было глотка воды, боеприпасов, но у скал Херсонеса, на самой оконечности Крымского полуострова, еще шли тяжелые бои. Потом в плен попали тысячи раненых,- изможденных людей — среди них Александр Хамадан.
Он назвал себя Александром Михайловым. В плену он собирал вокруг себя людей, наладил связь с партизанами, подпольем; работая при кладовке для заключенных, он помогал спасать дистрофиков, распространял советские газеты, сводки Информбюро.
Многие из его товарищей были казнены: Мария Бляхер, Нелли Маас, Беленькая и др. Весной 1943 г. предателями был выдан и Александр Михайлов, но подлинного имени и профессии Хамадана гитлеровцы, видимо, так до конца и не узнали. Хама дана пытались спасти врачи-военнопленные, они перевели его в инфекционное отделение больницы, куда гестаповцы обычно опасались заглядывать, но тяжело больного Хамадана заключили в одиночную камеру тюрьмы. В мае 1943 г., когда за ним явились из гестапо, он принял яд. Есть сведения, что умирающего Хамадана все-таки казнили на «10-й остановке» по дороге к Балаклаве.
Хамадан и в тюрьме пытался работать — он писал вторую часть книги «Севастопольцы», хотел назвать ее «На задворках войны». Его творческая воля не уступала его мужеству коммуниста. Последнюю рукопись его, несмотря на все розыски, обнаружить не удалось, но его книга «Севастопольцы», изданная в 1942 г., не утратила своего значения. А имя Александра Хамадана остается символом огромной духовной силы, мужества и человеческого достоинства.
Л. С. Руднева
Просмотров 7672
Мне посчастливилось вернуться домой! » |
---|